Кибернетика в ссср. история одной лженауки

Виктор БОНДАРЕВ,
кандидат экономических наук
Почему не заработал советский Интернет?

Коммунизм, Кукуруза, Космонавтика, Кибернетика» - эти слова в советской истории взаимосвязаны. Без преувеличения можно сказать, что они стали ключевыми идеологическими понятиями на несколько десятилетий.

Сегодня многим кажется, что объявленная Никитой Сергеевичем Хрущёвым в 1961 году программа строительства коммунизма была просто глупостью. Но давайте вспомним, что уже весной 1961 года в космос отправился Гагарин, а осенью на Новой Земле была взорвана самая мощная в истории человечества 50-мегатонная водородная бомба. И вовсю летали пассажирские Ту и Илы. Тогдашние советские компьютеры и особенно БЭСМ практически не уступали заморским, более того, они были оригинальны по своим технологическим решениям. СССР проявил себя реальным лидером в сфере самых высоких технологий! А темпы экономического роста СССР на рубеже 1960-х составляли 8-10 процентов (сейчас такие у Китая). И если бы экономика в последующие 20 лет развивалась по прежней траектории, то уж Америку-то и впрямь бы догнали...

Однако наряду с этим было и другое: при социализме постоянно возникали разного рода сложнейшие проблемы, а власть изобретала разные панацеи от них. Одна из самых известных - попытка Хрущёва поднять сельское хозяйство с помощью тотальных посадок кукурузы, «царицы полей». В брежневское время подобной «царицей» (она же панацея) стала кибернетика - во всех ведомствах и министерствах, союзных республиках и крупных городах, на всех крупных предприятиях создавались АСУ - автоматизированные системы управления, которые и стали материализацией идей кибернетики.

Триумф советской кибернетики произошёл на XXIV съезде КПСС в 1971 году. В докладе Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина была поставлена задача, не уступавшая по масштабу кукурузосеянию: «Благодаря преимуществам социалистической системы хозяйствования, позволяющей управлять экономическими и социальными процессами в масштабе всей страны, широкое применение электронно-вычислительной техники поможет усилить обоснованность наших планов и найти оптимальное для них решение. Вычислительные центры созданы в Госплане, Госснабе, ЦСУ, ряде других ведомств. За пятилетие намечено ввести в действие более 1600 автоматизированных систем управления предприятиями и организациями промышленности и сельского хозяйства, связи, торговли и транспорта. Наше плановое хозяйство позволяет создать общегосударственную систему сбора и обработки информации для учёта, планирования и управления народным хозяйством на базе государственной системы вычислительных центров и единой автоматической сети связи страны» (сокращённо её называли 0ГАС).

В техническом отношении это, по сути, была задача создания советского Интернета - в единое информационное пространство объединялись все административные и хозяйственные объекты. Что ещё существеннее - реализация всего перечисленного означала построение коммунизма, поскольку, в отличие от Интернета с его свободой и сетевыми структурами, здесь предполагалась жёсткая централизация. «Всё общество будет одной конторой и одной фабрикой», - указывал вслед за Энгельсом Ленин в «Государстве и революции». Появление компьютеров, как казалось некоторое время советским технарям, создаёт условия для того, чтобы эта фабрика действительно заработала как единое целое. Асунизация всей страны была, наверное, последней коммунистической утопией, которую восприняли всерьёз.

Основные задачи, перечисленные выше, были повторены в документах XXV и XXVI партийных съездов! Три пятилетки мы* строили кибернетический коммунизм.

[ *Автор принимал в этом непосредственное участие, работая во ВНИИ проблем организации и управления ГКНТ СССР. Ряд приведённых ниже фактов нигде не публиковались, приводятся либо по памяти, либо по сохранившимся в личном архиве документам. В статье использованы также сведения из размещённой в Интернете книги известного специалиста по искусственному интеллекту и другим направлениям информатики Д. А. Поспелова ]

ИЗ «ПРОДАЖНЫХ ДЕВОК» - В ФАВОРИТКИ
Кибернетику всегда связывали с компьютерами. Напомню, однако, что книга Норбер-та Винера «Кибернетика или управление и связь в животном и машине» появилась в 1948 году и была опубликована в СССР в 1958-м. Вычислительная машина ЭНИАК, с которой и связывают начало современной вычислительной техники, была создана в США раньше - в 1946-м. В нашей же стране первую вычислительную машину - МЭСМ (на основе которой появился БЭСМ) разработал коллектив, возглавляемый С. А. Лебедевым, в Киеве в 1951 году. Стоит отметить, что Институт точной механики и вычислительной техники АН СССР был организован в 1948-м. А через четыре года в МГУ создаётся кафедра вычислительной математики, для студентов и аспирантов которой в 1952/53 учебном году выдающийся математик А. М. Ляпунов впервые прочитал курс «Принципы программирования». По сути, ещё до появления кибернетики в стране активно развивались исследования в той же сфере. Чаще их связывали с «прикладной математикой».

В «Кратком философском словаре» (1954) в статье «Кибернетика» эта отрасль была определена как «реакционная лженаука, возникшая в США после Второй мировой войны и получившая широкое распространение и в других капиталистических странах; форма современного механицизма». Однако наступала оттепель, и вместе с генетикой, которая фигурировала «как продажная девка империализма», кибернетика образовала весьма сильную связку. Но, в отличие от ситуации в биологии, с новой наукой получилось всё-таки иначе.

Впрочем, главная причина последующей борьбы и победы кибернетики всё-таки материальная: потребности оборонки в новой технике были огромны, расчёты по атомной бомбе, ракета- и самолётостроению, космическим полётам объективно требовали других, более совершенных информационных технологий, чем арифмометры. Идеологи могли запрещать, но не могли ничего предложить. Не случайно все первые публикации по кибернетике делались представителями оборонной науки, а крёстным отцом советской кибернетики стал адмирал, инженер, академик Аксель Иванович Берг,занимавший пост замминистра обороны.

В борьбу за кибернетику сразу же включились крупные учёные-математики, выдающиеся специалисты А. А. Ляпунов, А. А. Марков, А. Н. Колмогоров, Л. В. Канторович. Уже через год агрессивный текст статьи «Кибернетика» при допечатке в 1955 году тиража «Философского словаря» был исключён. Борьба против кибернетики была в основном закончена, люди, отстаивавшие новую науку, победили.

В Московском, Ленинградском и Киевском университетах началась подготовка специалистов по вычислительной математике, а в ряде технических вузов появились курсы по вычислительной технике. Затем стали открываться кафедры вычислительной техники или вычислительных машин. Свидетельством окончательного официального признания кибернетики стала статья «Кибернетика» в 51-м томе второго издания Большой советской энциклопедии, написанная Колмогоровым. Затем пошёл просто поток литературы на кибернетическую тематику.

В 1959 году увидело свет Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об ускорении и расширении производства вычислительных машин и внедрении их в науку и народное хозяйство, подготовленное комиссией, возглавляемой Бергом. В 1962 году В. М. Глушков стал директором организованного им же при активной поддержке Берга Института кибернетики АН УССР. Чуть раньше Берг сумел добиться согласия на открытие в Тбилиси Института кибернетики АН ГССР. Также были созданы институты такого же профиля и в других республиках СССР: Институт кибернетики АН ЭССР в Таллине, Институт кибернетики АН АзССР в Баку, Институт технической кибернетики в Минске, Институт кибернетики АН УзССР в Ташкенте.

Хотя открыто об этом никто не писал, но получилось так, что здесь столкнулись москвичи и провинция. Столичные математики, имевшие, как говорилось выше, немало достижений в новой сфере, фактически не смогли поделить новый брэнд, и он достался провинции. Рассказывали, что лично президент академии М. В. Келдыш был категорическим противником создания нового института в то время, когда уже активно работали Институт математики и точной механики, Математический институт им. Стеклова и другие.

ГЕНИЙ АСУНИЗАЦИИ
Виктор Михайлович Глушков - ключевая фигура отечественной кибернетики. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и двух Государственных премий СССР. Главным материальным результатом его интеллекта и воли была мощнейшая волна - создание АСУ всех видов и направлений.
Высокопрофессиональный математик, Глушков оказался гениальным пиарщиком и продюсером. Работы по созданию АСУ на базе отечественных универсальных цифровых вычислительных машин были начаты по его инициативе в 1963-1964 годах. Первой в СССР системой для предприятия с крупносерийным характером производства стала АСУ «Львов», внедрённая на Львовском телевизионном заводе «Электрон». В конце 1960-х - начале 1970-х под руководством академика была создана типовая система «Кунцево», внедрённая на Кунцевском радиозаводе. Благодаря его инициативе принимаются решения о том, чтобы 600 систем, разрабатывавшихся для машиностроительных и приборостроительных предприятий девяти оборонных министерств СССР, были построены на основе «Кунцево».

Новый этап в развитии АСУ пришёлся на вторую половину 1970-х годов и 1980-е годы. Началась эпопея с созданием вышеупомянутого ОГАС на основе Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 8 октября 1970 года. Это был грандиозный по масштабам социально-научный эксперимент, длившийся три пятилетки, главным мотором, идеологом и руководителем которого и стал Глушков. К 1980 году были введены в строй 5097(!!!) АСУ организационного типа, в том числе и для высших органов управления. В Госплане был АСПР, в ЦСУ - АСГС, в ГКНТ - АСУНТ и т. д. Практически все предприятия с численностью более 5000 работающих имели свои автоматизированные системы. Около 500 НИИ и КБ специализировались на разработках в области автоматизации; поскольку уровень унификации был невысок, каждая АСУ была, по сути, уникальной системой. В этом (как потом оказалось сизифовом) труде участвовало не менее 200 тысяч человек. Сформировалась также система подготовки кадров всех уровней - от высшего образования до подготовки специалистов высшей категории.

Конечно, были получены кое-какие новые результаты. Но реального, не бумажного эффекта не было. Номенклатурный советский чиновник, подключённый к компьютеру, был столь же неэффективен, как и его коллега без ЭВМ...

По своим прямым результатам асуниза-ция управления промышленностью в конечном итоге оказалась такой же «кукурузой», как и затея Хрущёва. Были затрачены колоссальные средства, а эффект от совершенствования управления отсутствовал полностью - экономика тормозила от года к году, и в 1980-е рост остановился вообще.

КИБЕРНЕТИКА КАК БРЭНД
Строго говоря, идеологические цензоры, которым не понравился Винер с его кибернетикой, были по-своему правы. Именно эта наука стала той брешью в железном идеологическом занавесе, через которую в СССР пошёл поток иного гуманитарного и технического знания. Сначала математики доказали, что это новое «учение всесильно», не противоречит марксизму, а потом началось его «триумфальное шествие» по экономике, точнее - по экономической теории.
Советская плановая система не могла обойтись без математических расчётов. Но математика плохо сочеталась с марксизмом, и ещё в 1930-е статистика и близкие к ней дисциплины подверглись погромам вместе с учёными, в том числе такими известными, как Кондратьев, Громан и другими. Однако вовсе обойтись без математических методов было невозможно, и они вновь возрождались. Поэтому не случайно, что единственная Нобелевская премия, полученная в 1975-м советским учёным Л. В. Канторовичем в математике, по сути, была напрямую связана с чисто экономическими расчётами.
Победа кибернетики в общественном сознании позволила советским экономистам постепенно уходить от марксизма или, по крайней мере, производить некие теоретические гибриды. Появление вычислительной техники объективно потребовало формализации экономических знаний, и, поскольку на Западе математические методы в экономике, прежде всего в теории, использовались очень давно, они стали осваиваться в советских НИИ и на кафедрах.
Кибернетика стала брэндом, под которым в СССР внедрялась западная экономическая теория. В ответ на претензии по поводу «отхода от марксизма» здесь явно или неявно звучало обвинение в мракобесии, - мол, это при Сталине были «лженауки» и «продажные девки», а вот теперь происходит прогресс. «Метастазы» кибернетики поражали одну отрасль за другой. Лидировали экономика и биология.

В 1963-м создаётся целый институт - Центральный экономико-математический (ЦЭМИ). Именно здесь под флагом экономической кибернетики разрабатывается С0ФЭ - система оптимального функционирования экономики, то есть определённая теория с развитым математическим аппаратом, позволяющим оптимизировать экономические решения. Неслучайно в числе ведущих экономистов перестройки оказались академики Станислав Шаталин и Николай Петраков, работавшие именно в этом институте. За свой труд «Экономико-математические методы и модели» В. С. Немчинов в 1965 году вместе с Л. В. Канторовичем и В. В. Новожиловым были награждены Ленинской премией. Издаются журналы, книги, защищаются в огромных количествах диссертации. Экономическая кибернетика преподаётся в десятках вузов, экономико-математические методы отрабатываются в ВЦ АН СССР, НИЭИ и ГВЦ Госплана, в отраслевых экономических институтах, Сибирском отделении и т. д. Каждый крупный начальник норовит получить научную степень по экономике и старается сопроводить диссертацию формулами, придающими научность и солидность. Кстати, одна из ведущих неформальных организаций - клуб «Перестройка» - тоже базировалась в ЦЭМИ.

Уже в 1964-м появляется на русском языке, правда только для научных библиотек, содержащий основы математической экономики и популярнейший американский учебник Пола Самуэльсона, своего рода «Капитал» для экономистов-математиков. В отличие от философии и других гуманитарных наук, где идеологическая цензура ограничивала зарубежные публикации, под вывеской «экономико-математические методы» было опубликовано большинство ведущих западных работ XX века.

Другим направлением, родственным кибернетике, стало широчайшее распространение теорий, связанных с управлением: сетевое планирование, теория управления, прогнозирование, системные исследования, исследование операций и т. п. Особую же роль сыграли научные разработки в военном секторе экономики Запада. Ими зачитывались и их активно цитировали как образец передовой науки. В СССР практически на всех руководящих постах трудились инженеры по образованию, и им был чрезвычайно близок технократический проектный подход. Казалось, что если заменить «план» «программой», если заимствовать у Запада систему постановки целей с последующим развёртыванием их в систему задач, где возможны поиски оптимума, то что-то изменится, станет обоснованней и эффективней. Последние двадцать лет советского времени широко использовались такие инструменты управления, как «программы» - научно-технические, комплексные, а то и просто общенародные (типа продовольственной и жилищной). И всё это, подчёркиваю, было напрямую связано с кибернетикой. Те же авторитеты, те же технологии.

Правда, возникали трудности. У Мольера Журден обнаруживает, что он говорит прозой. После появления кибернетики те, кто изучал экономику, а также продвинутые начальники узнали, что они занимаются УПРАВЛЕНИЕМ. Это слово сегодня кажется обычным и затёртым от частого употребления. Но в советских условиях главным всё-таки было ПЛАНИРОВАНИЕ, и вовсе не случайно главным хозяйственным органом был ГОСПЛАН: руководство народным хозяйством означало составление плана, организацию его выполнения, контроль и учёт. Появление «западных» методологических кунштюков создало проблему. Надо было как-то примирить ведущую роль ГОСПЛАНА и планирования с кибернетическим УПРАВЛЕНИЕМ как главной теоретической функцией. Те, кто работал на Госплан и разрабатывал автоматизированную систему для этого комитета, не могли признать никакой общей функции под названием «Управление» - потому-то здесь и разрабатывали Автоматизированную систему плановых расчётов (в АСПР нет слова управление!). Потому-то и вышеупомянутая ОГАС создавалась для «управления и планирования». Только так удалось совместить привычные термины и практику, только так можно было изъясняться в системе, где ведущим всё-таки был ГОСПЛАН.

МЕТАСТАЗЫ КИБЕРНЕТИКИ
Теория управления (напомню, что по-гречески кибернетика и означает управление) стала ещё одним фронтом кибернетического наступления. Важную роль в пропаганде западных достижений в этой сфере, особенно на первых порах, сыграл Джермен Гвишиани, основатель Всесоюзного научно-исследовательского института системных исследований (ВНИИСИ). Он был зятем Косыгина, и именно его книги стали основополагающими при исследованиях и разработках проблем управления в 1970-е годы.

В экономике среди тех, кто первым взялся за пропаганду «буржуазных теорий управления», были теоретик С. Е. Камени-цер, будущий известный политик Г. X. Попов, возглавивший соответствующую кафедру МГУ ещё в 1971 году, основатель первого вуза, где сразу претендовали на науку управления - МИУ, Олимпиада Козлова. Кроме вышеперечисленных стоит упомянуть В. Г. Афанасьева, будущего академика, а также главного редактора главной газеты страны «Правды», который также претендовал на роль ведущего управленца и «системщика» СССР.
Таким образом, кибернетический бум, плавно перешедший в «управленческий», «экономико-математический», продолжался практически до краха перестройки. Именно те, кто выдвинулся на основе кибернетики (за исключением Леонида Абалкина, пропагандировавшего диалектику), - соратник Горбачёва Вадим Медведев, помощник первого президента СССР Петраков, один из соавторов программы «500 дней» Шаталин - активно реформировали советскую экономику вплоть до её смерти.

Итак, либерализация экономических методов началась не при Егоре Гайдаре, а задолго до него, ещё в 1960-е, а потом она шла во всё больших масштабах: терминология и технологии заимствовались на Западе самым бесстыжим образом - без ссылок. Но то, что давало результаты за кордоном, оказалось совершенно бесполезным в СССР. И, к сожалению, в отличие от космонавтики, где Россия сумела сохранить серьёзные позиции, в сфере информатики нас сегодня обгоняет даже Индия. Мощнейший «кибернетический бум», сотни тысяч, а может, и миллионы людей, участвовавших в создании АСУ, внедрении математических моделей, в разного рода попытках совершенствования управления социалистической экономикой, - всё это обернулось крахом. Мы потерпели историческое поражение. Кибернетический бум оказался строительством пирамиды, которая рухнула, не оставив следов. ОГАС стал новой Вавилонской башней.

Символично, что Брежнев и Глушков умерли в одном и том же году - 1982-м. К этому времени звезда кибернетики действительно закатилась. В 1980-е получает широкое распространение термин «информатика», а понятие «кибернетика» постепенно исчезает из обращения, сохранившись лишь в названиях тех институтов, которые возникли в эпоху «кибернетического бума». Эффективные АСУ построить не удалось, отечественные ЭВМ на фоне только что появившихся персональных компьютеров демонстрировали свою полную историческую безнадёжность. ОГАС погас. Кибернетика, воплотившая протест против сталинской науки и ставшая знаменем развитого социализма, почила вместе с ним.

Сегодня есть только ИНФОРМАТИКА. Но вот исторический парадокс - АСУ вновь в моде, как и тридцать лет назад.

«Волна автоматизации накрывает всё новые предприятия самых разных отраслей. Компании переходят к автоматизации более специальных задач», - читаем в «Коммерсанте» от 27 февраля 2007 года.

А может, и не зря был весь этот кибернетический бум?

Журнал "Родина" - 7-2007

Одним из весьма распространенных в сегодняшней России пропагандистских мифов является миф о сталинских гонениях на кибернетику. Состоит он примерно в следующем. На Западе умные люди придумали новую науку кибернетику, а у нас же сталинские сатрапы и мракобесы объявили ее буржуазной лженаукой, подвергли гонениям, что имело катастофические последствия и привело к гигантскому отставанию СССР в области вычислительной техники и информационных технологий. Часто еще всплывает фраза "кибернетика - продажная девка империализма", приписываемая то Сталину, то Жданову, впрочем некоторые считают, что продажной девкой Лысенко называл генетику. Уже было опубликовано несколько неплохих статей, ничего не оставляющих от этого мифа; см., например, эту: http://www.specnaz.ru/istoriya/408/

Эти работы показывают, что никаких "антикибернетических" гонений не было, а была пара мало кем читанных статей, критикующих некоторые философские аспекты нового научного направления и не повлекших никаких оргвыводов или запретов. Разумеется, фраза про "продажную девку империализма" была придумана каким-то остроумцем из советских м.н.с.-ов уже в хрущевские оттепельные времена и никогда не произносилась ни Сталиным, ни Ждановым, ни Лысенко, ни про кибернетику, ни про генетику.

Более того, было уже много хороших материалов про историю развития вычислительной техники в СССР, ясно показывающих, что именно в сталинские годы у нас успешно создавались первые компьютеры, называемые тогда ЭВМ, а значительное отставание от американцев в этой области началось с конца 60-ых годов. Однако, мало кто описывал историю кибернетики в СССР в годы после предполагаемых гонений, в хрущевско-брежневское время. Ведь разумно было бы ожидать, что когда кибернетика была официально признана в СССР очень важной и нужной наукой, после направления туда гигантских средств и ресурсов, была получена какая-то большая отдача. Вот об этом-то мне и хочется здесь поговорить.

Начнем с самого простого вопроса: "Что такое кибернетика?" Ответ на этот вопрос оказывается, однако, не столь простым. Если вы зададите этот вопрос жителю России, далекому от точных наук, то он скорее ответит что-нибудь вроде: "Кибернетика - современная наука, объясняющая, как строить компьютеры, роботы и прочие умные машины." Наверное, он отнесет к кибернетике все, связанное с программированием. Человек же, получивший неплохое советское техническое или физико-математическое образование, скажет, что отцом кибернетики был знаменитый американский ученый Норберт Винер, который ввел этот термин в своей опубликованной в 1948-ом году книге "Кибернетика", заложившей основы новой науки. Кибернетика же определялась Винером, как наука об управлении и связи в системах самой разной природы, включая технические и биологические. То есть, налицо некоторый зазор между научным определением кибернетики и представлением о ней в массовом сознании. Как будет показано далее, это отнюдь не случайно.

В 1958-ом книга Винера была издана у нас и сразу стала необыкновенно популярна. В конце 50-ых-60-ых годах в СССР был настоящий кибернетический бум. Словно грибы после дождя, появлялись научно-исследовательские институты, факультеты ВУЗов, лаборатории, кафедры, отделы, научные журналы, ученые советы, в названиях которых стояло супермодное тогда слово "кибернетика" в самых разных сочетания: техническая кибернетика, математическая кибернетика, теоретическая кибернетика, технологическая кибернетика, экономическая кибернетика, химическая кибернетика, юридическая кибернетика, и т.д, и т.п. Сотни тысяч научных сотрудников и преподавателей было вовлечено в эту сферу. Чем же занималась эта гигантская армия?

Границы новой науки были определены весьма нечетко. Если читать советскую литературу тех лет, то ставилась задача создания новой фундаментальной науки, столь же важной и универсальной, как физика. Предполагалось, что наука эта сформулирует универсальные законы анализа и синтеза сложных систем самой разной физической природы и будет играть самую важную, определяющую роль в научно-техническом прогрессе. Часто звучала идея, что в новой науке концепция информации будет столь же важна, как концепция энергии в физике. На деле же, в основном, изучались несколько специфических областей, стоящих на границе технических наук и математики: математические теории управления и обработки сигналов, теория информации. Часто туда включались элементы теории автоматов и алгоритмов (того, что на Западе обычно называется "theoretical computer science"), распознавания образов, иногда даже куски вычислительных методов или исследования операций. В целом, все эти институты, факультеты и кафедры кибернетики занимались тем, чем привыкли заниматься выбившие их под себя советские научные боссы. Вокруг всего этого возникло гигантское количество всякого прохиндейства. Например, среди дармоедов, кормившихся на кафедрах марксистско-ленинской философии технических ВУЗов было много, писавших всякую ахинею на тему "философских оснований кибернетики".

Очень интересен здесь следующий момент. Если мы посмотрим на родину кибернетики США, то увидим разительно отличающуюся картину. Никаких факультетов или гигантских институтов кибернетики там не возникло. Есть люди занимающиеся перечисленными областями, но их совсем не так много и они тонким слоем распределены по инженерным, компьютерным или математическим факультетам. Если вы, например, захотите изучать теории управления или обработки сигналов в каком-нибудь приличном американском университете, то вам нужно будет взять на факультете Electrical Engineering курсы "control engineering" и "signal processing", при этом никаких работ Винера там в программе не будет. Слово "cybernetics"есть в названиях нескольких научных журналов, но журналов маргинальных и малопрестижных. Книга Винера и сам термин кибернетика куда менее популярен в США, чем был у нас. Есть сейчас слова киберпространство, кибертерроризм, киберкaфе, даже киберпанки, и если спросить среднего американца про кибернетику, то он ответит, что это что-то про Интернет и виртуальную реальность. Но ведь все это никакого отношения к идеям Винера не имеет.

Иными словами, кибернетика пышно расцвела именно в хрущевском СССР, а в Америке почему-то отношение к ней было куда более сдержанным.

Посмотрим какие же плоды дала эта наука. Самые важные достижения научно-технического прогресса в последние несколько десятилетий 20-ого века случились в области компьютеризации, автоматизации, телекоммуникаций, информационных технологий и т.п. Именно здесь произошли самые важные прорывы. Дешевые персональные компьютеры, встроенные микропроцессоры на каждом шагу, Интернет, мобильные телефоны и т.п. - появление всего этого имело огромные экономические, социальные, военные, пропагандистские последствия. И именно в этой СССР проиграл Западу вчистую, что сыграло важную роль в крахе СССР. При этом, на предыдущем этапе, СССР вполне смог выдержать конкуренцию в области принципиально важных тогдашних технологий - ядерное оружие, атомная энергетика, космос, ракеты. Распространенная точка зрения состоит в том, что поражение в области новых высоких технологий в значительной степени было обусловлено сталинскими преследованиями кибернетики. На деле же, замечательные достижения в этих областях на 99% были обусловлены развитием электроники, совершенствованием элементной базы, вещами сугубо технологическими. Вклад же теоретических, математизированных областей, объединенных у нас под вывеской "Кибернетика" был довольно скромным. А идеи книжки Винера значительного влияния на научно-технический прогресс вообще не имели.

Одной же из причин этого поражения СССР была провальная научно-техническая политика, состоявшая, в частности, в гипертрофированном финасировании вот этой кибернетики.

Я бы привел тут такую аналогию. Предположим строительная отрасль была бы организована следующим образом. Есть огромное число людей, занимающихся математическим моделированием строительных работ, пишущих на эту тему уйму диссертаций, статей, монографий. Огромные ресурсы пущены на такую третьесортную математику, часто довольно далекую от реальности. При этом, готовится совершенно недостаточно каменщиков, плотников и штукатуров, производится катастрофически мало гвоздей, кирпича и цемента. Именно так выглядела область высоких технологий в СССР 60-80-ых годов.

Например, реально народному хозяйству требовалось громадное количество программистов. Бесчисленные же "кибернетические" факультеты очень мало учили студентов собственно программированию, а учили математике и всяческим малополезным теориям. После окончания, эти бывшие студенты быстро забывали всю ту ерунду, которой забивали их головы, и учились программированию уже на рабочем месте. Вообще, советский кибернетический бум создал громадную армию прикладных математиков, полезность которых для реальных приложений была весьма сомнительной. Чистые же математики, по моим наблюдениям, обычно считали их не прикладными, а просто плохими. Не мне об этом судить, но наверное, рациональное зерно в такой точке зрения было.

Говоря коротко, проблема с кибернетикой в СССР была не в том, что она изучала какие-то лженаучные вещи. Нет, все это вполне разумные и легитимные области для научных исследований. Проблема в том, что они отнюдь не столь важны и перспективны, как это представляли лидеры этой области в СССР. Как фундаментальное, так и прикладное значение этих областей довольно скромно, во всяком случае, совершенно недостаточно для создания громадных институтов и факультетов. На мой взгляд, можно рассматривать кибернетику, как гигантскую аферу советской научно-технической интеллигенции. Афера была в том, что вещам третьестепенным был придан статус первостепенных. И термин "кибернетика" оказался поразительно удачным для получения государственных средств. Действительно, если вы просите на какую-то достаточно теоретическую область, то много вам не дадут. Слово же "кибернетика" вызывает ассоциации с роботами, компьютерами и прочими умными машинами, а на это могут дать очень много.

Интересен вопрос: "А был ли вообще Норберт Винер крупным ученым?" Да, был. Он был довольно известным математиком (название его автобиографической книги: "Я - математик"), решившим также ряд достаточно важных прикладных задач. То, что действительно осталось от него в науке, связано с терминами "винеровские случайные процессы", "винеровская теория фильтрации". И это отнюдь не было в сталинском СССР чем-то запретным или неслыханным - близкие результаты независимо получил в те же годы известный советский математик А.Н.Колмогоров. Но вот создателем новой важной науки Винер не стал. По моему глубокому убеждению, его "Кибернетика" - слабая и не слишком полезная книжка. Мне кажется, Винера поразила болезнь, которую я бы назвал синдромом Льва Толстого (амбициозный и честолюбивый классик русской литературы под старость захотел еще и славы великого философа, а то и основателя новой религии). Эта болезнь часто поражает стареющих маститых профессоров, когда они, не довольствуясь уже заработанными в своих областях почестями, начинают заниматься какими-то привлекающими куда большее общественное внимание областями. Обычно, ничего дельного из этого не получается.

Сегодня, более 50 лет спустя, можно уверенно сказать, что предложенная Винером и подхваченная в СССР программа построения новой фундаментальной науки полностью провалилась. В 2005-ом году ничего подобного нет и не предвидится. Кибернетика оказалась еще одной шестидесятнической иллюзией. Кибернетический миф очень здорово подошел атмосфере хрущевской оттепели ("Девять дней одного года", "И на Марсе будут яблони цвести"), нарождающейся субкультуре советского НИИ. По моим наблюдениям, даже легенда о том, что сталинские сатрапы называли кибернетику "продажной девкой империализма" привлекало к этой области дополнительное внимание советских интеллигентов. Этот факт почему-то возвышал их в их собственных глазах.

Кибернетика действительно оказалась лженаукой, но отнюдь не буржуазной, а сугубо советской, весьма характерной для хрущевско-брежневского СССР.

В начале 1950-х годов в советской прессе вышел ряд критических статей, направленных против кибернетики, что дало повод говорить о существовании гонений на эту науку. Однако, в то же время советское руководство прикладывало большие усилия для развития ЭВМ в СССР. Откуда же тогда взялись данные критические статьи? Об этом читайте в статье главного специалиста РГАНИ (Российский государственный архив новейшей истории) Никиты Пивоварова.

Первые десятилетия после окончания Второй мировой войны современники называли «новой волной рационализации» и сравнивали их с эпохой Ренессанса. Холодная война, гонка вооружений требовали прорывных открытий в науке. Новая система научных знаний получила название «кибернетика».

Сущность кибернетики трактовалась по-разному. Одни называли ее наукой, изучающей математические методы и процессы управления. Другие - наукой о передаче, переработке, хранении и использовании информации. Были и те, кто видел суть ее в изучении способов создания, раскрытия, строения и тождественного преобразования алгоритмов, описывающих процессы управления в реальности. В основе кибернетики лежали достижения математической логики, теории вероятности и электроники. Она позволяла выявлять количественные аналогии в работе электронной машины, деятельности живого организма или общественного явления.

С момента ввода в эксплуатацию в 1945 году первой электронной машины - американской «ENIAK» - кибернетика вступила в новую фазу развития. Математические машины стали важным инструментом науки. Они позволяли производить автоматически, качественно и быстро большой объем вычислений, необходимый в аэродинамике, ядерной физике или артиллерии. Появление этого изобретения было настолько значимым и стратегически важным, что факт этот хранился в полном секрете в Пентагоне в течение полутора лет. Но как только создание электронной машины получило огласку, ее преимущества стали использоваться именно в области вооружения. Например, американская фирма «Hughes», один из пионеров мировой электроники. В конце 1940 - начале 1950-х годов она занималась производством и внедрением электронного прицела А-1, который позволял решать баллистические задачи, связанные со стрельбой, бомбометанием и пуском ракет. Фирма «Sperry» спроектировала оборудование для одного из первых беспилотников. Однако возможности электроники далеко не исчерпывались ее применением в гонке вооружения. Довольно скоро достижения кибернетики и в первую очередь электронные вычислительные машины, ставшие ее символом, стали широко использоваться в науке и экономике.

академик Михаил Алексеевич Лаврентьев

СССР не остался в стороне от последних достижений науки, но его взгляд на целесообразность кибернетики устоялся не сразу. Так, в 1948 г. Совет Министров СССР принял постановление о необходимости развития вычислительной техники. Однако под давлением директора Института точной механики и вычислительной техники академика Н.Г. Бруевича главный упор предполагалось сделать на создание механических и электрических вычислительных устройств, тогда как реальная работа по созданию цифровых машин была отодвинута на неопределенный срок 1 . Как отмечал спустя несколько лет будущий основатель Новосибирского Академгородка академик М.А. Лаврентьев: «Бруевич всеми возможными для него способами старался направить усилия научных работников на создание вычислительных машин непрерывного действия, чем объективно задерживалось создание электронных цифровых машин» 2 .

В начале 1949 г. М.А. Лаврентьев даже обратился с ныне широко известном письмом к И.В. Сталину, в котором писал о необходимости ускорения развития вычислительной техники и ее использования в советской экономике. В результате в апреле того же года было утверждено новое постановление Совета Министров СССР «О механизации учета и вычислительных работ и развитии производства счетных, счетно-аналитических и математических машин» 3 . В частности, по этому постановлению на Академию наук (АН) СССР было возложено задание по разработке схем для проектирования математических машин 4 .

В 1950-м году в ССССР была создана (МЭСМ), которая разрабатывалась лабораторией С. А. Лебедева на базе киевского Института электротехники АН УССР. Её быстродействие составляло 50 операций в секунду.

На протяжении 1950 – 1952 гг. Советом Министров был принят целый ряд постановлений, таких, например, как «О проектировании и строительстве автоматической быстродействующей цифровой вычислительной машины» (от 11.01.1950 г. № 133), «О мероприятиях, обеспечивающих выполнение работ Академией наук СССР по созданию быстродействующих электронных вычислительных машин» (от 1.08.1951 г. № 2759), «О мероприятиях по обеспечению проектирования и строительства быстродействующих математических вычислительных машин» (от 19.05.1952 г. № 2373) и другие.

В 1951 г. правительственная комиссия рассмотрела эскизы цифровых вычислительных машин, разработанных АН СССР и Министерством машиностроения и приборостроения СССР (ММиП). Осенью 1952 г. в опытную эксплуатацию была запущена БЭСМ-1 (Быстродействующая электронно-счётная машина), на тот момент - самая быстрая в Европе (8-10 тыс. оп./с). Она, как МЭСМ, была создана под руководством академика С.А. Лебедева.

В начале 1954 г. вышла в свет «Стрела», созданная конструктором Ю.Я. Базилевским в СКБ-245 МмиП. К середине года была запущена т.н. малая электронная машина ЭВ-80 (конструктор В.Н. Рязанкин). А в 1955 г. вышла еще одна малогабаритная машина АВЦМ-3, сконструированная членом-корреспондентом И.С. Бруком в Энергетическом институте им. Крижановского.

В начале 1950-х годов стали появляться первые публикации о советской электронной технике. Так, в 1951 г. в журнале «Вестник машиностроения» была опубликована обширная статья инженера Н.А. Игнатова, в которой наряду с подробным освещением новых советских счетных машин, говорилось и о создании машин электронных. Однако популяризация темы в массовых журналах имела и негативные последствия для развития кибернетики. В первой половине 1950-х годов в советской прессе вышел ряд статей, направленных против кибернетики. Вот они:

2. Быховский Б.Э. Кибернетика - американская лженаука // Природа. 1952. № 7.

4. Гладков Т.К. Кибернетика, или тоска по механическим солдатам // Техника молодежи. 1952. № 8.

5. Быховский Б.Э. Наука современных рабовладельцев // Наука и жизнь. 1953. № 6.

6. Материалист (псевдоним). Кому служит кибернетика? // Вопросы философии. 1953. № 5.

7. Статья "Кибернетика". Краткий философский словарь. Под редакцией М. Розенталя и П. Юдина. Издание 4-е, доп. и испр. 1954 г.

8. Гладков Т.К. Кибернетика - псевдонаука о машинах, животных, человеке и обществе // Вестник Московского университета. 1955. № 1.

В основном эти статьи критиковали философские тезисы кибернетики о тождественности человеческого разума и вычислительной машины, но в то же время в «антикибернетических» статьях не отрицалась необходимость развития вычислительной техники, внедрения автоматизации в экономику СССР. В качестве примера приведём цитаты из статьи "Кому служит кибернетика" .

Пропаганда кибернетики получила в капиталистических странах большой размах. Десятки книг, сотни журнальных и газетных статей распространяют ложные представления о «новой науке». Начиная с 1944 года в Нью-Йорке ежегодно происходят конференции кибернетиков, в которых активно участвуют научные работники самых различных специальностей. Конференции кибернетиков состоялись также во Франции и Англии. Даже в Индию американские экспортеры завезли этот гнилой идеологический товар.

Апологеты кибернетики считают, что область ее применения безгранична. Они утверждают, что кибернетика имеет большое значение не только для решения вопросов, относящихся к телемеханике, саморегулирующимся приспособлениям, реактивным механизмам и сервомеханизмам, но даже к таким областям знания, как биология, физиология, психология и психопатология. Энтузиасты кибернетики допускают, что социология и политэкономия также должны использовать ее теорию и методы.

Что же представляет собой эта новая наука - кибернетика? По-древнегречески слово «кибернетос» означает кормчий, а «кибернетикос» - способный быть кормчим, то есть способный управлять. Определяя содержание кибернетики, Норберт Винер без излишней скромности заявил: «Мы решили назвать кибернетикой всю теоретическую область контроля и коммуникаций, как в машине, так и в живом организме».

Итак, прежде всего кибернетика ставит перед собой задачу доказать отсутствие принципиальной разницы между машиной и живым организмом. Задача, мягко выражаясь, неблагодарная в XX веке. Но, тем не менее, проводя аналогию между работой сложных вычислительных агрегатов, содержащих до 23 тысяч радиоламп, автоматически переключающихся, кибернетики утверждают, что разница между работой такой «умной» машины и человеческим мозгом только количественная. Профессор Лондонского университета Джон Янг с восторгом оповестил мир о том, что «мозг - это гигантская вычислительная машина, содержащая 15 миллиардов клеток вместо 23 тысяч радиоламп, имеющихся в самой крупной из доныне сконструированных вычислительных машин». И это отнюдь не метафора, а утверждение, претендующее на научность!

Более осмотрительный профессор Гарвардского университета Луис Раденауэр высказался из этот счет осторожнее: «Самая сложная современная вычислительная машина соответствует уровню нервной системы… плоского червя».

Существенно в этих высказываниях не то, что в них отмечается разница между количеством «реагирующих клеток», а в том, что в них игнорируется качественная разница между живым организмом и машиной.

В этой же статье польза от ЭВМ вовсе не отрицается:

Применение подобных вычислительных машин имеет огромное значение для самых различных областей хозяйственного строительства. Проектирование промышленных предприятий, жилых высотных зданий, железнодорожных и пешеходных мостов и множества других сооружений нуждается в сложных математических расчетах, требующих затраты высококвалифицированного труда в течение многих месяцев. Вычислительные машины облегчают и сокращают этот труд до минимума. С таким же успехом эти машины используются и во всех сложных экономических и статистических вычислениях.

Все эти публикации дали повод целому ряду исследователей утверждать, что в СССР в последние годы жизни И.В. Сталина была организована очередная политическая антинаучная кампания, сопоставимая если не по масштабам, то по характеру с гонениями на генетику. Так, современные авторы заявляют, что публикации в советской прессе носили скоординированный характер 5 .

Статья Б. Быховского "Наука современных рабовладельцев" из журнала "Наука и жизнь", №6, 1953 год.

Однако миф о гонениях на кибернетику опровергается отсутствием каких-либо документов, отложившихся в фондах высших партийных органов – Политбюро (с конца 1952 г. – Президиуме), Секретариате и Аппарате (в первую очередь в отделах – пропаганды и агитации, науки и вузов, естественных и технических наук, философских и правовых наук, экономических и исторических наук) ЦК ВКП(б)/КПСС. Нами был осуществлён поиск документов в РГАНИ (Российский государственный архив новейшей истории) и РГАСПИ (Российский государственный архив социально-политической истории), которые инициировали бы данную компанию, однако ни одного такого документа не было найдено. Это позволяет говорить о том, что данные публикации в советской прессе не были инициированы советским руководством. Скорее можно предположить, что редакции журналов, пытаясь уловить актуальные идеологические веяния, публиковали статьи на свой страх и риск. Т.е. каждая такая статья - это инициатива или самого автора, или редакции.

Вместе с тем, если критика философских основ кибернетики не оказала никакого негативного влияния на ее развитие в СССР, то публикация статьи Е. Ободана "Вычислительная техника – на службе техническому прогрессу" 6 имела далеко идущие последствия. Она привела к засекречиванию любых разработок в этой области, а, следовательно, отсутствию возможностей вести открытые научные дискуссии. После выхода статьи академик М.А. Лаврентьев и профессор Д.Ю. Панов направили в ЦК записку. В ней ученые утверждали, что статья может вызвать у квалифицированного читателя заключение о том, что Советский Союз отстал в области производства цифровой техники от западных стран примерно на 10 лет 7 . Пожалуй, записка в ЦК - это единственный документ, в котором критике подвергались не философские основания кибернетики, а именно тексты о вычислительной технике. Понятно, что М.А. Лаврентьев и Д.Ю. Панов критиковали статью Е. Ободана за невежество, за незнание того, как развивалась советская электроника. Они, затеяв этот спор, надеялись познакомить «широкую советскую общественность» с принципиально новыми достижениями в создании вычислительной техники. Однако запиской в ЦК воспользовался министр машиностроения и приборостроения П.И. Паршин. Он также обратился к руководству партии, но с предложением не публиковать любые упоминания о вычислительных машинах в журналах и газетах. В итоге из-за статьи Е. Ободана об электронике было запрещено писать вплоть до 1955 г. 8

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Д.512. Л.25 . См. приложение к статье.

Количество ЭВМ и их типов в СССР и США в 1954 г. Ф. 5. Оп. 17. Д.512. Л.29 . См. приложение к статье.

Другое дело, что сам по себе факт засекречивания не стал главным препятствием в развитии кибернетики. Более весомыми причинами, тормозившими организацию производства советской вычислительной техники, стали ведомственные разногласия между ММиП СССР, с одной стороны, и АН СССР, с другой. Суть конфликта сводилась к тому, какую именно вычислительную машину – «Стрелу» или БЭСМ – необходимо запускать в серийное производство. Так, секретарь партбюро Института точной механики и вычислительной техники АН СССР Е.И. Мамонов в своей записке в ЦК в начале 1955 г. писал об одной из таких конфликтных ситуаций: «Во время приемки машины БЭСМ, построенной у нас в Институте и признанной более современной, чем «Стрела», члены государственной комиссии из ММиП вели себя не как сторонники технического прогресса, что вызвало удивление и возмущение большинства членов комиссии. […] Когда после сдачи БЭСМ возникло предложение представить ее к сталинской премии и наградить конструкторов не меньше, чем конструкторов «Стрелы», ими было выражено сомнение в целесообразности такого награждения» 9 . ММиП не поставляла АН СССР электронно-лучевые трубки, столь необходимые для конструирования машины. Поэтому при первоначальном вводе в эксплуатацию БЭСМ обладала значительно меньшим быстродействием – лишь до 800 операций в секунду, вместо заявленных в проекте 10 000 операций 10 .

Своего пика эти разногласия достигли в 1953 – 1954 гг. Они протекали на фоне развернувшейся политической борьбы между Советом Министров СССР во главе с Г.М. Маленковым и ЦК КПСС с первым секретарем Н.С. Хрущевым. Представители АН СССР направляли в ЦК многочисленные записки и справки, в которых просили рассекретить факт существования электронно-вычислительных машин в СССР, а также опубликовать в печати общие принципы постройки и функционирования таких машин, включая схемы, блоки и программы вычисления элементарных функций. Ученые полагали, что «все эти вопросы не содержат никаких элементов секретности, т.к. общие принципы постройки и общие характеристики существующих электронных машин давно известны и широко публикуются в зарубежной научной и технической литературе и именно эти принципы использованы и в конструкции машины АН СССР» 11 . В записке в ЦК профессора Д.Ю. Панова от 11 декабря 1954 г. сообщалось: «В настоящее время электронные счетные машины получили столь широкое распространение и настолько широко употребляются, что наличие их в технически развитой стране предполагается само собой. Заявить о том, что в такой стране, как СССР, не имеется электронных счетных машин, означает приблизительно то же самое, как если бы заявить, что у нас нет железных дорог, электричества или мы не умеем летать по воздуху […] В качестве аргумента против рассекречивания факта существования в СССР электронных счётных машин выдвигается соображение о том, что при помощи этих машин могут выполняться вычисления, связанные с секретными работами. Конечно, такие вычисления всюду выполняются на электронных счетных машинах, в том числе и в Соединенных Штатах, и в Англии, и в других странах. Эти страны широко публикуют данные о своих машинах, даже рекламируют их, желая еще раз показать свою техническую мощь, и не публикуют сведения о расчетах, которые выполняются на этих машинах. Составить же себе представление о том, какие расчеты выполняются данной машиной по ее описанию совершенно невозможно» 12 .

Секретный статус БЭСМ создал для СССР международные трудности. В 1954 г. между СССР и Индией начался активный дипломатический диалог. В 1955 г. Советский Союз должен был посетить Дж. Неру, а Индию - Н.С. Хрущев. Накануне этих крупных международных встреч, предполагалось произвести обмен делегациями самого разного уровня. Так, в июле 1954 г. в СССР приехали крупные индийские ученые - профессора Митра и Маханобис. Их познакомили с ведущими научными разработками, в том числе и с БЭСМ. Представители советского руководства пообещали помочь индийской стороне в проектировании и создании схожей вычислительной машины для Института статистики и планирования в Калькутте 21 . Позднее было заключено специальное соглашение о поставке необходимого оборудования в Индию на 2,1 млн руб. Советские специалисты совместно с профессором Маханобисом составили списки оборудования для отправки. Однако официального обращения со стороны индийского правительства к СССР о строительстве вычислительной машины не последовало. Руководство Индии обратилось в Организацию по оказанию технической помощи развивающимся странам при ООН для того, чтобы законным порядком провести советское оборудование. ООН для выяснения условий использования оборудования отправило в Индию двух экспертов - советского профессора В.А. Диткина и представителя из Англии. Индийцы возражали против приезда англичанина. Однако советское посольство в своей шифротелеграмме сообщало, что англичанин все же прибыл в Калькутту, правда после отъезда В.А. Диткина. Тогда положение спас профессор Маханобис, который встретил англичанина и заявил, что не видит нужды в его работе в качестве эксперта, но рад ему как гостю 22 . Так факт существования советской вычислительной машины удалось сохранить в секрете.

Но ситуацией воспользовались ученые АН СССР. В конце июля 1954 г. С.А. Лебедев, М.А. Лаврентьев, В.А. Трапезников и Д.Ю. Панов обратились к вице-президенту АН К.В. Островитянову с просьбой рассекретить БЭСМ, общую стандартную схему и блоки машины, а также программы вычисления элементарных функций. В своей записке ученые отмечали, что «все эти вопросы не содержат никаких элементов секретности, т.к. общие принципы постройки и общие характеристик существующих электронных машин давно известны и широко публикуются в зарубежной научной и технической литературе, и именно этими принципы использованы и в конструкции машины АН СССР» 23 . Были приведены и традиционные аргументы о том, что известные индийским ученым факты, могут быть опубликованы в английской или американской печати. «Такое опубликование может осложнить наши взаимоотношения с учеными стран народной демократии и Китая, которым о машине мы ни разу ничего не сообщали, несмотря на прямые вопросы. Между тем известно, что в Чехословакии и Польше разрабатываются электронные вычислительные машины. Как выяснилось на конгрессе математиков в Амстердаме, голландцы демонстрировали польскому математику профессору Куратовскому свою электронную машину, что может повлечь за собой предоставление «технической помощи» странам народной демократии со стороны, например, фирмы «Филипс», тесно связанной с американцами» 24 .

Однако руководство ММиП выступало категорически против рассекречивания информации о БЭСМ, так как это позволило бы запустить вычислительную машину в серийное производство. Например, Министерство настояло на отзыве из печати статьи академика С.А. Лебедева, в которой была показана польза от применения электронно-вычислительных машин в экономике, но без описания конкретной модели 13 . Лишь после окончательного ввода в эксплуатацию «Стрелы» руководство ММиП самым неожиданным образом сменило тон и в октябре 1954 г. выступило с инициативой обнародовать данные о своей быстродействующей цифровой счетной машине 14 . Для публикации в газете «Правда» была подготовлена статья «Советские математические машины». Однако главный рецензент статьи академик М.В.Келдыш выступил против нее, аргументируя это тем, что в ней ничего не говорилось о БЭСМ. Кроме того, как отмечал академик, «было бы неправильно начинать с опубликования статьи, носящей в основном рекламный характер» 15 . Завотделом науки и культуры ЦК А.М. Румянцев в справке для секретаря ЦК П.Н. Поспелова докладывал: «Считаем необходимым заявить, что т. Паршин не впервые проявляет необъективное отношение к освещению роли и значения работ по развитию счетной техники, приводимой вне Министерства машиностроения и приборостроения. Так, например, он отрицательно высказался о возможности опубликования представленной ранее в ЦК КПСС статьи о вычислительной машине АН СССР, а затем представил в ЦК КПСС статью, рекламирующую машины Министерства машиностроения и приборостроения» 16 .

Этот межведомственный конфликт привел к необходимости рассекретить факт существования вычислительной машины. По решению Совета Министров была образована комиссия по рассекречиванию под председательством академика М.В. Келдыша, которая должна была закончить свою работу к 1 января 1955 г. Спустя несколько дней при Секретариате ЦК также была образована комиссия по рассекречиванию в составе В.А. Малышева (председатель), А.Н. Несмеянова и Н.И. Паршина, которой поручалось в течение двух недель принять решение 17 . Такая поспешность в рассекречивании была продиктована лично Н.С. Хрущевым. Так, на одной из картотек аппарата ЦК по поводу деятельности комиссии присутствует характерная помета, сделанная помощником первого секретаря В.Н. Малиным: «Тов. Хрущев ознакомился. т. Малышеву велено ускорить работу комиссии».

В итоге уже 13 декабря 1954 г. Отдел машиностроения ЦК принял решение о рассекречивании работ, относящихся к принципам математического и инженерного устройства автоматических быстродействующих цифровых вычислительных машин. Теперь в печати можно было открыто публиковать данные математических машинах (такие как электронные схемы, параметры производительности машины). Отдел также постановил подготовить к печати учебники и учебные пособия по специальности «математические и счетно-решающие устройства» 18 . Это было окончательным признанием заслуг электроники и своеобразная победа Академии наук, которую поддерживал Аппарат ЦК, над ММиП. Последний лишь летом 1955 г. после одобрения записки А.Н. Несмеянова, А.В. Топчиева и М.А. Лаврентьева утвердил постановление о разработке и изготовлении во втором квартале 1956 г. автоматической быстродействующей машины со скоростью счета до 20 тыс. операций в секунду, а также создание малогабаритной машины на полупроводниковых и ферримагнитных элементах 19 . В январе 1956 г. было образовано Министерство приборостроения и средств автоматизации, одной из ключевых задач которого стали разработка и конструирование счетных и математических машин.

Довольно скоро кибернетика стала одним из механизмов советской идеологической машины. Так, на XXII съезде КПСС положение о кибернетике вошло в программу партии: «Получает широкое применение кибернетика, электронные счетно-решающие устройства в производительных процессах промышленности, строительной индустрии и транспорта, в научных исследованиях, в плановых и проектно-конструкторских расчетах, в сфере учета и управления» 20 . Развитие кибернетики, по мысли советских пропагандистов, должно было стать одним из необходимых условий достижения коммунизма.

Таким образом, анализ документов высших органов власти СССР на рубеже 1940 – 1950-х годов довольно убедительно демонстрирует всю несостоятельность мифов о гонениях на кибернетику. Советская власть была крайне заинтересована в развитии этого направления науки, однако консерватизм некоторых учёных, чрезмерный режим секретности и межведомственные склоки стали факторами, объективно мешавшими развитию кибернетики в этот период.

Приложение. Обзор по вычислительным машинам, выполненный Институтом научной информации Академии наук СССР. 2 марта 1955 г.

1 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 47. Д. 53. Л. 118–119.
2 Там же. Л. 119.
3 Постановления Совета Министров СССР за апрель 1949 г. Первая часть. Постановление от 6 апреля 1949 г. № 1358. С. 196 – 202.
4 Там же. С. 201.
5 См.: Китов В.А., Шилов В.В. К истории борьбы за кибернетику // Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова. Годичная научная конференция, посвященная 120-летию со дня рождения С.И. Вавилова. 2011. М., 2011.С. 540.
6 Ободан Е. Вычислительная техника – на службе техническому прогрессу // Известия Советов депутатов трудящихся СССР. 1951. № 201.
7 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 133. Д. 174. Л. 129 – 133.
8 Там же. Л. 147.
9 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 35. Д. 6. Л. 114.
10 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Д. 512. Л. 36.
11 РГАНИ. Ф.4. Оп. 9. Д. 520. Л. 218.
12 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Д. 509. Л. 34 – 35.
13 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Д. 458. Л. 100 – 106.
14 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 40. Д. 3. Л. 90.
15 Там же Л.99.
16 Там же. 104. В решении ЦК КПСС о публикации статьи ММиП П.Н. Поспелов надписал карандашом: «Сомневаюсь в полезности данной публикации. 10.01. 55 г.» [там же. Л. 105].
17 РГАНИ. Ф. 4. Оп. 9. Д. 138. Л. 100.
18 Там же Л. 97.
19 Там же. Л. 40.
20 Программа КПСС. 1961. С. 71.
21 РГАНИ. Ф. 4. Оп. 9. Д. 520. Л. 217.
23 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 17. Д. Д. 509. Л. 31.
24 РГАНИ. Ф. 4. Оп. 9. Д. 520. Л. 218.
25 Там же. Л. 219.

Когда речь заходит о пресловутых «гонениях на кибернетику», которые, как будто бы имели место в СССР в середине 50-х годов, то обычно представляют дело таким образом, что в этом споре с одной стороны выступали философы, которые были тупоумными догматиками и преследовали передовую науку, потому, что она, мол, не соответствовала положениям марксизма, а с другой настоящие ученые, которые, рискуя чуть ли не жизнью, эту науку всячески развивали. Я даже не буду разбирать то, как представляли дело с кибернетикой писатели и журналисты эпохи перестройки, некоторые из которых умудрялись обвинять в преследованиях кибернетики секретаря ЦК ВКП(б) А.А. Жданова, умершего в 1948 году, то есть за несколько лет до описываемых событий и даже до появления самой науки кибернетики. Проанализируем более солидные источники.

Итак, с первыми двумя проблемами мы разобрались и получили ответы:

1). Информатика и кибернетика являются разными науками, поэтому «гонения» на одну из них вряд ли могли сказаться на развитии другой.

2). Если в Советском Союзе в споре между кибернетиками и их «гонителями» (дальше мы подробно разберем, кто на самом деле был «гонителями», а кто «кибернетиками») безоговорочную и «сокрушительную» победу одержали кибернетики, то на Западе к концу 50-х годов практически полностью исчезла не только наука кибернетика, но даже слово «кибернетика» перестало употребляться для обозначения наук, связанных с вычислительной техникой.

3). Что касается ответа на третий вопрос, то он во многом уже очевиден: что никакого «задержания развития кибернетики в СССР» не только на многие десятилетия, но даже на один год не могло быть, хотя бы потому, что на Западе эта наука не развивалась вообще, поэтому и сравнивать было не с чем. А что касается собственного развития кибернетики в СССР, то на этом вопросе мы еще остановимся.

Сейчас же вернемся к разбору четвертого вопроса, то есть, к обстоятельствам и участникам самого спора между «кибернетиками» и «философами».

Сначала о «философах». Обычно говоря, что против кибернетики выступали философы, подтверждают это тем, что в «Философском словаре» 1954 года была опубликована статья «Кибернетика», в которой последняя называлась «лженаукой». Но это ведь еще не значит, что писали ее именно философы.

Из «достоверных источников, пожелавших остаться неизвестными» мне стало известно, что статья эта была написана Е.А. Шкабарой, заместительницей главного конструктора первой советской вычислительной машины С. А. Лебедева. По словам этого же «источника», она предложила подписать ее своему шефу и дала ей ход. Так эта статья, будто бы, появилась. Я, на свой страх и риск, включил эту историю в статью «Кибернетика возвращается», которая была опубликована. Пока опровержений не поступало. Разумеется, что это не может служить доказательством того, что версия отвечает действительности, ведь мало кто читал мою статью из тех людей, которые могут ее опровергнуть. Но мне представился случай озвучить ее на одном почтенном собрании (4-й Международный форум, посвященный проблемам иммортализма, который походил 12 сентября в Киеве), в котором принимал участие З.Л. Рабинович — один из создателей первого советского компьютера, близко знавший как Е.Шкабару, так и Лебедева, и тоже говоривший о «гонениях на кибернетику» со стороны философов (у советских кибернетиков это ритуал такой — везде, по делу и не по делу, вспоминать об этих гонениях). Но когда я рассказал эту историю со злополучной статьей, подкрепив ее одной весьма солидной ссылкой, патриарх советской кибернетики не смог ничего возразить.

«Что касается истории развития кибернетики, то стоит все договаривать: немалый вклад в критику кибернетики сделали сами специалисты в области авиатехники и вычислительной техники. Почему так случилось? Из-за недостаточного уровня философской подготовки и философского мышления! Люди недооценивали то, что сами создали».

Правды ради, нужно сказать, что Виктор Михайлович сделал это признание под некоторым давлением. Разговор был на круглом столе, отчетом о котором и являлась публикация в журнале. Глушков мельком, как само собой разумеется, высказал привычное обвинение в адрес философов, что они, мол, были неправы в отношении кибернетики. Но один из участников круглого стола, на то время директор Института философии АН УССР, П.В. Копнин, вместо того, чтобы согласиться и ритуально покаяться, как это всегда делали в таких случаях советские философы, вдруг заявил, что на самом деле, все было не совсем так, что вовсе не философы были инициаторами выступлений против кибернетики. И вот в ответ на это возражение и позвучала процитированная мысль В.М. Глушкова.

Эту статью я нашел уже после того, как мне рассказали историю со Шкабарой. К сожалению, до этого времени я даже не могу предположить, кого имел в виду Глушков под «специалистами в области авиатехники». Впрочем, что касается Е.А. Шкабары, то я предполагаю, что она была не столько автором, сколько инициатором этой статьи, в том смысле, что помогал оформить ее мысли какой-то философ. Но это -только мое предположение, да и вряд ли имеет значение, кто оформлял. Важно, кто инициировал и направлял.

Впрочем, тот факт, что инициаторами нападок на кибернетику были не философы, очень легко подтверждается и другими источниками. Для надежности буду ссылаться на ту же самую статью Поспелова, которую мы сейчас анализируем.

Он пишет «В унисон с этим определением (что кибернетика — это форма современного механицизма — В.П.) звучат тексты рефератов статей по кибернетике, которые в эти годы публикуются в реферативном журнале «Математика».

Или вот такое место: «Нельзя было ставить под удар начинание, которое и так было встречено в штыки частью философов и, к сожалению, математиков и физиков, которым кибернетика казалась пристанищем не слишком хороших специалистов, занимающихся добыванием научного авторитета на основе «легковесных» результатов…»

Интересно проанализировать появившуюся еще в 1953 году в журнале «Вопросы философии» статью «Кому служит кибернетика», предшествующую более известной статье в «Философском словаре» и, видимо, явившейся ее основой. Та часть ее, которая посвящена собственно кибернетике, имеет следующую структуру:

1) описание огромного значения, которое имеет применение вычислительных машин для науки, техники и промышленности;

3) критика претензий кибернетиков на то, что машина представляет собой аналог человеческого мозга и что разница между мозгом и ЭВМ исключительно количественная, что «мозг — это гигантская вычислительная машина, содержащая 15 миллиардов клеток вместо 23 тыс. радиоламп, имеющихся в самой крупной из доныне сконструированных вычислительных машин. Эта часть была самой крупной и занимала полстатьи. Самое интересное, что критика эта производилась не с позиций философии, а исключительно с позиций учения Павлова о нервной системе. На Павлова в статье имеется 13 ссылок, в то время как из философов там упоминается только Лейбниц, которому почему-то приписали изобретение первого арифмометра, да Ламетри, как представитель механицизма. Один раз упоминается Маркс, но не в связи с разбираемым вопросом.

Характерно, что автор статьи не подписался собственным именем, а скрылся под псевдонимом «Материалист». Д.А. Поспелов объясняет это тем, что автор статьи «по-видимому, чувствовал некоторый страх». Но это объяснение лишено всякой логики. Если это был один из, как выразился сам Д.А. Поспелов, «придворных философов», то кого же он боялся? Неужели сторонники кибернетики тогда были страшнее, чем власть?

Есть предположение, что причина того, что автор выступил под псевдонимом, была другая. Она состояла в том, что автор (или авторы) не хотел портить отношения с коллегами. Другими словами, что это был не философ. Даже самый поверхностный сравнительный анализ статей «Кому служит кибернетика» из «Вопросов философии» и статьи «Кибернетика» из философского словаря показывает, что это очень родственные тексты, статья из словаря фактически просто сжато пересказывает журнальную. Так что вполне возможно, что они принадлежат перу одного и того же автора.

Теперь насчет «придворности». Сам Д.А. Поспелов пишет, что «практические задачи требовали не прекращения работ в области кибернетики, а расширения и активизации этих исследований. Это понимали даже партийные чиновники из оборонного отдела ЦК ВКП(б) и отдела науки того же всесильного ведомства». Получается, что «при дворе», то есть в ЦК КПСС на этот вопрос было, как минимум, два мнения, притом победило мнение сторонников кибернетики. А.И. Китовым (он был на то время ведущим специалистом в области применения вычислительной техники в военной области), профессором А.А.Ляпуновым и знаменитым академиком С.Л. Соболевым был написан ответ на статью «Материалиста». Этот ответ был одобрен в ЦК, но авторам было предложено «заручиться поддержкой их точки зрения на кибернетику среди научной общественности страны».

Была организована серия выступлений в академических институтах и вузах с целью пропаганды кибернетики. Сохранилась стенограмма обсуждения одного из таких докладов, который был зачитан 24 июня 1954 года на методологическом семинаре в Энергетическом институте. В это время именно Энергетический институт был ведущей организацией в деле конструирования электронно вычислительных машин.

Очень характерно, что оппонировали Ляпунову или отнеслись к его докладу настороженно именно специалисты этого института. Что касается приглашенного из института философии Н.Ф. Овчинникова, то он оказался едва ли не большим сторонником кибернетики, чем сам Ляпунов.

Надо сказать, что Ляпунов в то время еще был весьма осторожен и делал весьма разумные оговорки, когда речь заходила о весьма специфических философских вопросах, таких как вопрос о природе общества и мышления. Это чуть позже, когда победа «кибернетиков» станет очевидной, сторонники кибернетики «пойдут в разнос». Появятся заявления типа того, которое сделал академик Колмогоров, который заявил, что «на других планетах нам может встретиться разумная жизнь в виде размазанной по камню плесени». Таково было представление о природе мышления даже у самых лучших представителей кибернетики.

Неправы были в споре и те, и другие. Видимо, правильно говорил Глушков, что дело было в недостаточности «уровня философской подготовки и философского мышления в непонимании философии». Но это замечание нужно отнести не только к «вычислителям», но в равной мере и к «кибернетикам», и главное, к тогдашним философам, которые так и не сумели выступить как самостоятельная сила, а лишь метались между двумя борющимися партиями технарей, ни одна из которых не понимала и в принципе не могла ничего понимать в предмете спора. Ведь сущность спора была вовсе не техническая. Никто из спорящих не отрицал, что вычислительную технику нужно развивать. Спорили о природе мышления — о том, можно ли средствами математики смоделировать человеческое сознание. Для того, чтобы решить этот вопрос, нужно было как минимум понимать, что такое человек и что такое мышление. Понимать, что структуру человеческого мышления нужно искать не в его мозге, а в структуре общественных отношений. Соответственно, моделировать нужно не мозг, не организм человека, а моделировать нужно человеческие отношения по поводу производства и распределения, те отношения, продуктом которых и является человек.

Но увы, философы очнутся лишь 10-15 лет спустя, когда «опустятся сумерки», когда не только победит кибернетика, но когда в самой кибернетике победит то направление, которое акад. Дородницын предложил именовать «Сibernetiks talkativ», то есть «трепотливой» кибернетикой, в отличие от «Сibernetiks active».

Продолжение следует

Текст: Василий Пихорович

МАТИ – Российский государственный технологический университет

имени К.Э. Циолковского. Москва, Россия

Доклад на конференции SORUCOM-2014 (публикуется с разрешения автора)

Reefs of Myths: Towards the History of Cybernetics in the Soviet Union

MATI – Russian State Technological University. Moscow, Russia

Ключевые слова : кибернетика, антикибернетическая кампания, мифы в истории науки, Норберт Винер, А. И. Китов, Арношт Кольман.

Для любой науки характерны как борьба различных направлений и школ (ни одна из которых обычно монополией на истину не обладает), так и периодическая смена исследовательской парадигмы. В то же время советская идеология претендовала на свою исключительность в мире идей и единственно научный характер. Это не могло не вести к постоянным конфликтам между учеными и идеологами, проявлявшимся, в частности, в различных идеологических погромных кампаниях (в литературе часто мягко именуемых «дискуссиями»), направленных против той или иной науки в целом или отдельного научного направления.

Об истории кибернетики в СССР написано немало – как воспоминаний непосредственных участников событий, так и работ исследователей (см., напр. ). Пожалуй, особый интерес представляет самый ранний период – до 1955 года, когда в СССР появились первые позитивные публикации о кибернетике. О существе происходивших в это время событиях в литературе высказываются полярные мнения, многие относящиеся к этому периоду вопросы остаются предметом острой полемики. Была ли доступна советским ученым книга Н. Винера; имела ли место антикибернетическая кампания, и если имела, то когда, кто был ее инициатором и каковы были ее последствия; как началась реабилитация кибернетики – ответы на эти и на некоторые другие вопросы по-прежнему зачастую определяют не документально установленные факты, а господствующие в массовом сознании мифы.

В работе мы попытаемся кратко охарактеризовать природу антикибернетической кампании 1950-1955 гг., а также укажем на некоторые противоречия и анахронизмы в приводимых в литературе сведениях.

1. Когда советские ученые прочитали книгу Норберта Винера?

В 1948 г. в Париже увидела свет книга выдающегося американского математика Норберта Винера «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине», ознаменовавшая появление новой науки. На Западе она стала бестселлером и произвела сенсацию не только в научном мире, но и в обществе в целом. Так как явных «антикоммунистических выпадов» книга Винера не содержала, то вскоре после ее появления несколько экземпляров по вполне официальным каналам попали в Советский Союз  как в библиотеки (Ленинскую, Иностранной литературы, различных НИИ и КБ), так и к некоторым ученым, имевшим право покупать научную литературу за границей. В частности, известно, что она имелась у И. С. Брука и В. В. Солодовникова.

Так, М. П. Гаазе-Рапопорт вспоминал, что «книга Винера была малодоступна научной общественности: несколько ее экземпляров было у отдельных ученых. Достаточно сказать, что один из первых советских кибернетиков и активный пропагандист идей науки об управлении и переработке информации И. А. Полетаев познакомился с трудом Винера по экземпляру, который имелся у И. С. Брука » .

Однако уже вскоре ознакомиться с книгой стало еще более сложно: она была помещена в спецхраны библиотек. Сам факт изъятия книги из свободного обращения едва ли можно поставить под сомнение. Например, Г. Н. Поваров писал: «После окончания университета (в 1950 г. – В. Ш.) я служил в армии в офицерском звании. И учился в безотрывной аспирантуре Института автоматики и телемеханики <…> Я попросил библиотекаря войсковой части достать нам эту книгу. Оказалось, что в Ленинской она в спецфонде и надо писать специальное отношение » . Стоит уточнить, что из армии автор демобилизовался в 1953 году.

Ознакомиться с книгой Винера теперь мог далеко не любой ученый, даже из числа сотрудников организаций, в которые книга попала. В частности, А. И. Китов познакомился с ней в секретной библиотеке СКБ-245 в 1951 или (что более вероятно) 1952 г. Хотя он в то время был представителем Министерства обороны в СКБ-245, для получения специального допуска потребовалось ходатайство Главного Маршала артиллерии Н. Н. Воронова. Точно так же с трудом получил доступ к книге философ и идеолог Эрнест (Арношт) Кольман. По его словам, он впервые услышал о новой науке во время отдыха на Черном море летом 1953 г. от своего знакомого, В. Н. Колбановского, как раз в это время писавшего антикибернетическую статью. По возвращении в Москву Кольман «решил ознакомиться с кибернетикой, но в крупнейшей советской библиотеке, Ленинской библиотеке в Москве, фундаментальная работа Винера числилась в списке libri prohibiti вместе со всеми трудами Эйнштейна и многих других. Библиотекари не могли разрешить мне прочитать ее. Поэтому я послал протестующее письмо одному из секретарей ЦК КПСС, и, к моему изумлению, меня допустили ко всем этим работам » .

Однако для «посвященных» книга Винера все-таки была доступна. Более того, поскольку далеко не все из них в достаточной степени владели английским языком, были осуществлены переводы на русский. Именно переводы, поскольку производились они не централизованно, а по местной инициативе, по чьему-либо заказу. Такие переводы нередко упоминаются в мемуарной литературе. Например, Ю. А. Шрейдерпишет:

«Кстати, по поводу книги Винера. Я точно помню, что в 49-м году перевод этой книги хранился в СКБ-245, где я работал, в первом отделе. Мне этот перевод однажды дали почитать под большим секретом, поскольку у меня тогда не было допуска (вероятно, автор имеет в виду допуск именно к этой книге, а не допуск по форме – В. Ш.). Перевод был чудовищный, сделанный невеждой. Я помню этого несчастного человека, старого пенсионера, который работал в СКБ переводчиком, делал спецпереводы. Он из винеровского текста сделал безумную кашу. Тем не менее этот бессмысленный перевод хранился под строгим секретом, я не знаю уж под каким грифом, не буду врать.

В 50-м году я работал 3 месяца у И. С. Брука, и Исаак Семенович высказывал мне идеи из этой книги, оценивая их очень положительно, но не очень акцентированно упоминал, откуда он их берет. Из осторожности как-то не раскрывал источника, что понять можно » .

А вот еще одно свидетельство мемуариста, известного писателя, диссидента Льва Копелева, в послевоенные годы бывшего заключенным Марфинской шарашки:

«Вдвоем с заключенным-инженером Б. я перевел книгу Винера "Кибернетика". Он переводил те страницы, математический смысл которых я просто не мог уразуметь, и редактировал все переведенное мной.

В нашей печати кибернетику объявили реакционной лженаукой. Антона Михайловича это не смущало:

 Ну что же, это, видимо, правильно. Реакционная так реакционная. Но технически использовать необходимо. Мы же не сомневались в реакционности немецких фашистов, а тем не менее стреляли по ним из их же пушек... Как нужно произносить: сайбернетик или кибернетик? Толковая бестия этот американец. Впрочем, он, кажется, австрийский еврей? Янки присвоили его так же, как Эйнштейна и Бора. И получили немалый профит. Атомную бомбу-то создали главным образом ученые-иммигранты... Но мы с вами должны переплюнуть заморских мудрецов, переиграть их... Да-с, и не посредством родимой дубинки. Это в старину против англичанина-мудреца еще кое-как годилась дубина. Мой дед, помню, говаривал: "Все англичанка гадит..." Но с господами янки надо состязаться по-иному, по-новому » .

Упоминает о копелевском переводе и А. И. Солженицын в романе «В круге первом»: «Марфина достигали самые свежие американские журналы, и недавно для всей Акустической Рубин перевел, и кроме Ройтмана уже несколько офицеров читало о новой науке кибернетике ».

Однако следует сказать, что если сам факт перевода сомнений не вызывает, то приведенный Копелевым монолог в 1949 году едва ли был возможен – в это время в нашей стране кибернетику лженаукой еще не объявляли… По той же причине едва ли И. С. Брук в 1950 г. должен был стараться «скрыть источник» высказываемых идей. И здесь естественно возникают проблемы, связанные как с аберрацией памяти мемуаристов, так и с намеренным искажением ими событий прошлого в угоду тем или иным идеологическим постулатам.

Продолжим цитировать воспоминания Г. Н. Поварова: «Я попросил библиотекаря войсковой части достать нам эту книгу. Оказалось, что в Ленинской она в спецфонде и надо писать специальное отношение. Потом выяснилось, что это была местная инициатива. А в Библиотеке иностранной литературы "Кибернетика" Винера выдавалась свободно. Там я ее и прочитал. Это было где-то в 1952-1953 гг. Т.е. общего запрета цензуры на эту книгу не было » .

Последнее утверждение Г. Н. Поварова представляется крайне сомнительным. Более того, в данном 17 июля 1996 г.  т.е. за несколько лет до опубликования процитированной работы  исследователю истории советской кибернетики Славе Геровичу интервью, Г. Н. Поваров уверенно заявлял о том, что книга Винера была помещена в спецхран после и в связи с появлением в «Литературной газете» статьи Б. Агапова . Поскольку эта статья действительно явилась первым публичным сигналом к началу шельмования кибернетики, то такая связь представляется вполне возможной. Но перемещение книг в спецхран проводилось исключительно на основании рассылавшихся Главлитом во все библиотеки страны списков, так что ни о какой местной инициативе запрета речи быть просто не могло – такая инициатива могла быть наказуема.

Еще более фантастически звучат слова А. В. Шилейко: «Стало уже таким общим местом, что кибернетику часто травили, кибернетику не признавали… Ну что я могу сказать? В СКБ-245, где я работал <…>, шел философский семинар. Философские семинары в те времена, вы знаете, проходили под эгидой партийной организации. И на этом семинаре мы изучали книгу Винера. Это факт, от которого никуда не денешься. Изучали, сдавали зачет » . Изучение «под эгидой партийной организации» ошельмованной и запрещенной науки, конечно, фактом быть никак не может. Похоже, что автор либо сознательно вводит читателя в заблуждение, либо сдвигает это событие из второй половины 1950-х годов, когда такое изучение действительно проходило во многих научных организациях, в начало десятилетия…

А вот В. А. Торгашев заявляет, что «Книга Винера "Кибернетика", изданная в 1948 г., уже в 1949 г. была переведена в СССР (правда, в открытой продаже она появилась лишь в 1958 г. в результате второго издания, но в библиотеках была доступна и ранее) » . В этой фразе мы видим как лукавство автора, так и прямые подтасовки. Что значит «второе издание»? Самопальный перевод, хранящийся в спецхране – это не издание. Что означают слова об «открытой продаже»? Значат ли они, что до этого имела место продажа «закрытая»? Наконец, в каких библиотеках (кроме уже упомянутых секретных библиотек при НИИ) и в каком виде книга была доступна «ранее»? Ведь печатного издания до 1958 г. на русском языке не было.

Итак, миф о том, что до середины 1950-х гг. книга Винера была советским ученым вполне доступна, и что с ней мог ознакомиться любой желающий, проверки фактами не выдерживает. Возвращение книги в общий доступ связано с деятельностью А. И. Китова, А. А. Ляпунова и их коллег, кульминацией которой стала официальная реабилитация кибернетики . Впрочем, с этим событием связан еще один бытующий в литературе миф. В журнальной статье , опубликованной уже после отъезда на Запад, А. Кольман написал о том, как сумел прочитать книгу Винера благодаря вмешательству некоего неназванного секретаря ЦК. Но в мемуарной книге, увидевшей свет спустя всего лишь пять лет, он рассказал эту же историю несколько иначе – куда более пространно и в куда более героических тонах:

«А я, как только мы вернулись в Москву (после отдыха на море – В. Ш.), захотел ознакомиться с книгой Винера. Но, увы, в Ленинской библиотеке ее не выдавали на руки, она находилась в "закрытом хранении", вместе с антисоветской литературой. И тут я ознакомился с другими советскими авторами, пригвоздившими кибернетику к позорному столбу антимарксизма и идеологической диверсии.

В "Литгазете" проворный журналист Аграновский, еще раньше Колбановского, не менее хлестко расправился с ней. И не лучше обошелся с ней и "Краткий философский словарь", выходивший в эти годы многими изданиями под редакцией Юдина и Розенталя. Я обнаружил, что в Ленинской и других библиотеках засекречены все работы Эйнштейна (ведь советские философы во главе с Максимовым объявили в 50-х годах теорию относительности идеалистической!), и такая же судьба постигла и многие другие ценнейшие труды заграничных учёных. Тогда я написал письмо секретарю ЦК Поспелову, указал на вред, который эта практика Главлита наносит советской науке. И, зная, что собой представляет Поспелов, я, по правде сказать, не ожидал, что моё письмо будет принято положительно. Но, вопреки моему ожиданию, работы Винера, Эйнштейна, Бора, Гейзенберга и ряда других западных учёных были очень быстро рассекречены. "Кибернетику" Винера я стал внимательно изучать, и убедился в величайшей ценности, необыкновенной перспективности этой новой науки » .

В этом отрывке немало фактических ошибок – так, Кольман перепутал Ярошевского с Аграновским, «Краткий философский словарь» дал негативную оценку кибернетике не летом 1953 г., а год спустя… Кольман не говорит, когда же был снят запрет с названных им книг, но в любом случае связывать это событие исключительно с его письмом секретарю ЦК КПСС Г. Н. Поспелову (о котором, напомню, за пять лет до того он даже не обмолвился!) нет ни малейших оснований. Увы, некоторые авторы, принимая на веру не подкрепленную фактами версию об исключительной роли А. Кольмана в реабилитации кибернетики, даже не упоминают о роли в этом А. И. Китова, А. А. Ляпунова и других отечественных ученых (см., например, ).

2. Была ли антикибернетическая кампания?

Вскоре после опубликования книги Винера на Западе появилось множество публикаций (в том числе популярного характера), в которых особенно акцентировались идеи ученого о принципиальном сходстве поведения живых организмов и сложных технических систем. Вероятно, именно этот аспект теории Винера в первую очередь привлек внимание советских идеологических инстанций и потребовал соответствующей реакции.

В начале мая 1950 г. «Литературной газете» появилась статья Бориса Агапова «Марк III, калькулятор» . В ней резкой критике была подвергнута идея использования вычислительных машин для обработки экономической информации, а также была дана нелицеприятная оценка личности Винера. И хотя само слово кибернетика в статье не упоминалось, ее можно считать предвестником антикибернетической кампании. Однако сразу же следует сказать, что эта кампания носила совершенно необычный характер – в отличие от погромных кампаний в экономике, генетике, языкознании и других науках она была превентивной . Если в названных науках удар направлялся против конкретных людей, научных коллективов и сложившихся в рамках традиционных наук школ, то в кампании против кибернетики дело обстояло совершенно иначе. Ведь в стране еще не появились ни кибернетика, ни кибернетики!

Поэтому представляется неверным ставить знак равенства между масштабной, имевшей столь драматические, а подчас и трагические для судеб многих ученых кампанией против генетики и внешне скромной антикибернетической кампанией. Именно часто и бездумно повторяемые слова о гонениях «на генетику и кибернетику» дают повод отдельным публицистам и мемуаристам отрицать само наличие этой кампании и ерничать относительно «десяти тысяч расстрелянных кибернетиков и ста тысяч отправленных на Колыму". Например, А. В. Шилейко пишет: «Стало уже таким общим местом, что кибернетику часто травили, кибернетику не признавали… <…> Может быть, мне так повезло, но я не знаю ни одного человека, который бы пострадал от того, что он провозглашал кибернетику. Будем считать, что мне повезло » .

Разумеется, на Колыму кибернетиков не ссылали – хотя бы потому, что никто в СССР кибернетиком себя не называл! – но кампания против кибернетики несомненно была. Хотя, как уже было сказано, кампания своеобразная. Она не была масштабной – всего лишь около десяти публикаций . Но при этом следует иметь в виду, что в СССР существовало негласное правило – критика того или иного «идеологически чуждого» явления была строго дозированной. Действительно, если писать о нем слишком много, то у читателя может поневоле возникнуть к нему интерес и желание ознакомиться. Кампания не должна была быть массированной, однако каждый выстрел должен был бить точно в цель. Характерен и едва ли случаен выбор печатных органов, в которых антикибернетические статьи публиковались. Сначала – две публикации в ориентированной на интеллигенцию «Литературной газете» (едва ли стоит упоминать об особой роли этого издания в идеологической жизни СССР). Затем одна за другой статьи в массовых научно-популярных журналах «Природа», «Наука и жизнь» и «Техника – молодежи». Наконец, подводящая «философский базис» статья в центральном идеологическом органе «Вопросы философии» и претендующая на «научность» статья в академическом «Вестнике Московского университета». И как завершающий аккорд кампании – статья в «Кратком философском словаре», дающая окончательную официальную марксистко-ленинскую оценку новой науке. Все это со всей очевидностью свидетельствует о скоординированности кампании в прессе.

Некоторые исследователи считают, что относительно скромный масштаб антикибернетических выступлений не позволяет назвать их совокупность полноценной идеологической кампанией. Так, известный американский исследователь Л. Грэхэм пишет: «В начале 50-х годов советские идеологи были определенно враждебными по отношению к кибернетике, несмотря на то что общее число статей, прямо направленных против кибернетики, не превышало, кажется, трех или четырех. Это число было намного меньше, чем число идеологически воинствующих публикаций, появившихся в других спорах, … что объясняется, без сомнения, обстоятельствами того времени: к моменту, когда кибернетика стала широко известной, худшие времена идеологического вторжения в советскую науку прошли» .

К сожалению, здесь автор допустил несколько ошибок. Во-первых, число только публикаций, прямо направленных против кибернетики, было в два раза большим – как уже было указано, не менее девяти. Во-вторых, в Советском Союзе любая публикация в печати, а уж тем более в центральных идеологических органах, рассматривалась как неукоснительное руководство к действию. Можно привести высказанное в 1950 г. мнение участника одной из дискуссий по проблемам медицины: «Если статья (в газете "Медицинский работник " – В. Ш.) не помещена в дискуссионном порядке, то на нее принято смотреть как на установочную статью. И мне кажется, что большинство товарищей восприняли эту статью как директивную» . Так что необходимости в большом количестве публикаций попросту не было. И, наконец, в-третьих, крайне наивно выглядит безапелляционное утверждение Л. Грэхэма, будто в начале 1950-х гг. «худшие времена идеологического вторжения в советскую науку прошли».

Чтобы обоснованно судить о наличии или отсутствии кампании, имеет смысл более внимательно проанализировать не столько содержание антикибернетических статей (С. Герович убедительно показал, что все они, кроме, пожалуй, статьи Т. Гладкова, написаны на основе вторичных источников и ни в одной из них нет полемики с кибернетикой по существу ), сколько хронологию их появления и состав авторов.

Cтатья Б. Агапова «Марк III, калькулятор» появилась в «Литературной газете» в начале мая 1950 г. Однако начало кампании положила статья М. Ярошевского , опубликованная в той же газете 5 апреля 1952 г. Три статьи последовали за ней в июле-августе: в журналах «Природа» (номер подписан в печать 25 июня) и «Техника – молодежи» (номер подписан в печать 20 июля) и газете «Медицинский работник» . Если учесть длительность редакционно-издательского цикла журналов, то становится очевидным, что все эти статьи были представлены в редакции если не одновременно, то с очень небольшим интервалом. Поэтому трудно согласиться с мнением С. Геровича, будто «авторы последующих антикибернетических публикаций явно интерпретировали статью Ярошевского как сигнал к началу полномасштабной антикибернетической кампании» . Это утверждение неявно предполагает независимость и автономность авторов названных статей. Прочитали – интерпретировали – откликнулись. Еще раз повторим, что в СССР статьи идеологической направленности не были частным делом авторов. Синхронность появления этих публикаций в печати скорее свидетельствует о том, что их авторы действовали не по собственной инициативе, а выполняли поступивший заказ, так что сигнал к ним поступил отнюдь не от Ярошевского. (Кстати, хотя сам Ярошевский рассказывал, будто написал свою статью в «инициативном порядке» , гораздо более вероятно, что она была написана по заданию редакции газеты – однако этот сюжет заслуживает отдельного рассмотрения.)

В 1953 г. также одновременно увидели свет еще две статьи – в массовом научно-популярном журнале «Наука и жизнь» и идеологическом органе «Вопросы философии» . Разумеется, это также едва ли можно счесть случайным совпадением. И фактически завершила кампанию статья в «Кратком философском словаре» , давшая окончательную официальную марксистко-ленинскую оценку новой науке. Эта книга была подписана в печать 27 марта 1954 г., что, опять-таки с учетом длительности редакционного цикла журнала, приблизительно соответствует времени написания последней, самой «наукообразной» из антикибернетических статей . Таким образом, анализ хронологии появления в советских изданиях направленных против кибернетики статей со всей очевидностью свидетельствует о скоординированном характере этих публикаций.

3. Кто начал и осуществлял антибернетическую кампанию?

Вероятно, о том же свидетельствует и перечень авторов антикибернетических публикаций. Нередки попытки представить в роли инициаторов, а то и авторов этих публикаций инженеров, математиков и специалистов в области создания ЭВМ. Так, Л. Грэхэм пишет, что «Влияние позиции партии не должно, однако, затмевать тот факт, что многие ученые и инженеры в Советском Союзе относились скептически к утверждениям кибернетиков США » . Ему вторит украинский публицист В. Пихорович: «больше всех … не правы те, кто спекулировал и продолжает спекулировать на этой весьма темной истории (антикибернетической кампании – В. Ш.), утверждая, будто бы во всем виноваты были философы и идеологи вообще. На самом деле все было совсем по-иному. Философы и идеологи только подхватили идею, брошенную другими ». Под другими он подразумевает создателя первой советской ЭВМ академика С. А. Лебедева и его сотрудницу Е. А. Шкабару: «Именно они стали инициаторами печально знаменитой статьи в "Философском словаре", в котором кибернетика названа лженаукой » (к сожалению, В. Пихорович плохо знает источниковую базу, в противном случае он не стал бы выдвигать это обвинение… ‒ см., например, ).

Но на самом деле, действительно «виноваты были философы и идеологи вообще ». Дадим краткие справки об авторах антикибернетических статей.

Агапов, Борис Николаевич (1899-1973). В начале 1920-х гг. входил в поэтическую группу конструктивистов, позднее переключился на журналистику и публицистику. По характеристике историка литературы В. Казака, «писал малоинтересные в художественном смысле очерки на темы социалистического строительства», «занимался популяризацией в партийном духе актуальных событий в области экономики и науки». Агапов отметился участием в одиозной книге «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» (1934) (ему принадлежит, в частности, глава «Добить классового врага», посвященная начальнику строительства чекисту Семену Фирину). Хотя в 1946 г. Агапов некоторое время мог опасаться опалы как один из создателей (правда, третьестепенных) вызвавшего резкое недовольство Сталина и запрещенного фильма «Большая жизнь» (2-я серия), очевидно, что это был человек, которому можно доверить особо ответственные и важные партийные задания. В том же 1946 г. и в 1948 г. он дважды становился лауреатом Сталинских премий за сценарии документальных фильмов. В 1950 г. Агапов работал редактором отдела науки «Литературной газеты» (место которой в идеологической борьбе хорошо известно).

Быховский, Бернард Эммануилович (1901-1980) – видный советский философ и историк философии, одним из важнейших направлений работы которого была критика буржуазной философии. Названия некоторых его книг говорят сами за себя: «Враги и фальсификаторы марксизма» (1933), «Маразм современной буржуазной философии» (1947)… Быховский был редактором и активнейшим автором трехтомной «Истории философии» (1940-1943), за которую в числе других был награжден Сталинской премией. Однако в секретном постановления ЦК ВКП(б) от 2 мая 1944 г. «О недостатках в научной работе в области философии» (№ 1143/110) его назвали одним из виновников «неправильного» освещения немецкой классической философии, после чего он был снят с поста зав. сектором Института философии АН СССР и выведен из состава редакции «Истории философии». На этом блестящая административная карьера Быховского прервалась: его отправили редактором по философии в «Большую советскую энциклопедию»; с 1953 г. он работал профессором в Плехановском институте. В случае с Быховским трудно сказать, чего было больше – искреннего неприятия очередного буржуазного философского извращения, т.е. кибернетики, или желания выйти из опалы и заслужить прощение.

Гладков, Кирилл Александрович (1903-1973) – популяризатор науки, автор более десяти книг, заслуженный работник культуры РСФСР. Статью он подписал как «инженер, лауреат Сталинской премии». Действительно, в 1952 г. он был награжден Сталинской премии третьей степени как руководитель работы по организации серийного производства нового изделия. Однако, по свидетельству сослуживца по редакции журнала «Техника ‒ молодежи», в котором Гладков работал с начала 1950-х гг., до этого он был сотрудником разведки, выполнял задания в Турции, США, Англии и других странах. Мемуарист пишет: «Я не знаю, какое учебное заведение окончил Гладков, но с какого-то момента в круг его служебных обязанностей стали входить всякого рода технические проблемы. "В тридцатых годах, – рассказывал он как-то раз, – мумия Ленина в мавзолее начала усыхать, и возникла проблема сохранения тела вождя. Я предложил применить лампы, работающие с перекалом. Они будут быстрее перегорать, но зато их теплоизлучение будет понижено за счёт увеличения светоотдачи. Когда специалистам-светотехникам Фабриканту и Нилендеру было предложено выпустить партию таких ламп на электроламповом заводе, они возмутились и, заявив, что никогда не позволят нарушать ГОСТы, гордо удалились". Тогда начальство выдало Кириллу Александровичу ордера на арест, где уже были проставлены подписи и печати. Оставалось лишь вписать фамилии арестуемых и снова пригласить специалистов. "На этот раз профессора оказались на редкость сговорчивыми, – говорил Гладков, – и мы уладили дело за несколько минут" » . Профессиональный разведчик на пенсии – таких было немало в советских издательствах и редакциях. Знание языков, тесные связи с органами, позволяющие получать недоступную для других информацию – все это вело кого в ученые (один из наиболее известных примеров – И. Р. Григулевич), кого в популяризаторы науки. Ну и органы, естественно, по старой памяти (хотя, как известно, шпионы бывшими не бывают) охотно поручали таким «журналистам» особо ответственные задания. Одно дело, когда кибернетику клеймит философ, и совсем другое – когда инженер, да еще и не простой, а лауреат Сталинской премии! Описанные выше методы работы «инженера» комментировать нет необходимости…

Гладков, Теодор Кириллович (1932-2012). В 1955 г. закончил философский факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. Сын К. А. Гладкова – похоже, был удивительно талантливым молодым человеком. В год окончания МГУ, еще даже не защитив диплом, он уже публикует в научном журнале установочную идеологическую статью. Для тех лет случай беспрецедентный! Можно высказать предположение, что материалы для статьи были предоставлены ему отцом (точнее, органами), возможно, и статья была им только подписана. Но в любом случае молодой выпускник философского факультета не подвел, и, естественно, дальнейшая его карьера сложилась: многочисленные командировки за границу, в том числе в «горячие точки» (Юго-Восточная Азия, Африка), несколько десятков документальных и беллетристических книг о подвигах советских чекистов, разведчиков-нелегалов и партизан, отмеченных премиями КГБ СССР, СВР, ФСБ и прочих спецслужб и т.д. Именно такие люди если и не состояли в штате, то уж точно являлись внештатными сотрудниками органов.

В появившихся в прессе после кончины Т. К. Гладкова заметках излагалась его трудовая биография, перечислялись полученные премии, написанные книги. Но ни в одной так и не вспомнили о том, с чего начиналась творческая биография будущего певца органов… И ни в одной не вспомнили о других его публикациях, в которых он клеветал на советских диссидентов, называя всех инакомыслящих агентами ЦРУ и призывая наш самый гуманный суд покарать изменников родины самым суровым образом. В качестве примера можно назвать очерк «Куда заводят "Поиски"», напечатанный в книге с характерным названием «С чужого голоса» (М.: Московский рабочий, 1982).

Сам Т. К. Гладков никогда не давал оценку этим сторонам своей многогранной деятельности, однако стоит привести отрывок из одной из его детективных повестей:

«Семен Владимирович Корицкий хотя и вышел в профессора, но за всю свою жизнь не сделал ни одной сколь-либо значительной научной работы. Человек умный, но не талантливый. К тому же болезненно самолюбивый.

Выдвигался профессор Корицкий всегда за счет того, что плыл на волне очередных "разоблачений" очередной "буржуазной лжетеории". В те годы на этом можно было сделать не только профессорскую карьеру. В сороковом году профессор Корицкий умер от разрыва сердца, так тогда в быту было принято называть инфаркт миокарда. В науке он так ничего и не совершил, но успел воспитать в определенном духе сына Михаила. Корицкий-младший, в отличие от старшего, был наделен природой богатыми способностями.

Михаил от рождения был окружен в семье атмосферой восхищения, вседозволенности и честолюбивых надежд на громкую карьеру. И вырос – талантливый эгоист, глубоко убежденный в своей исключительности <…> » .

Т.е. в 1982 г. (или когда была эта повестушка написана) Т. К. Гладков отлично помнил, как за тридцать лет до того делали карьеру (и совершенно справедливо отмечал, что «не только профессорскую»). Надо ли это понимать как угрызения совести или раскаяние? Едва ли. Скорее, попытка подсознания «вытеснить» давнее неблаговидное деяние. И еще одна фраза, которая также выглядит вполне «по Фрейду»: «в науке он так ничего и не совершил, но успел воспитать в определенном духе сына…» Похоже, лауреат множества премий Теодор Кириллович Гладков все понимал про себя и про своего папу.

Колбановский, Виктор Николаевич (1902-1970) – советский философ и психолог. Врач-психиатр по образованию, он окончил в 1932 г. Институт красной профессуры, и очень быстро выдвинулся в первые ряды научного истеблишмента, с 1932 по 1937 годы занимая пост директора Института психологии (в настоящее время  Психологический институт РАО). По воспоминаниям сослуживцев,  относящимся, правда к гораздо более позднему времени, Колбановский «возложил на себя обязанности политкомиссара: внимательно следил за тем, не отступали ли сотрудники от марксистско-ленинской методологии, не поддавались ли влиянию буржуазной психологии. Но он не был фанатиком, насколько я знаю, не писал злопыхательских реляций на своих коллег в вышестоящие инстанции» . Но если Колбановский и не был фанатиком, то он был и инициатором кампании по разгрому ряда направлений в психиатрии (1937 г.), и активным участником некоторых других кампаний (в частности, против генетики). В целом же после увольнения из Института психологии его научная карьера не слишком удалась (так, он докторскую степень ему получить так и не удалось). Написание статьи (опубликованной под псевдонимом Материалист) Колбановский мог рассматривать и как исполнение долга ученого-марксиста, и как еще одну возможность обратить на себя внимание и вернуть утраченное некогда административное положение.

Ярошевский, Михаил Григорьевич (1915-2001) – выдающийся советский психолог и историк психологии. В 1938 г. он был арестован по обвинению в подготовке взрыва Дворцового моста в Ленинграде и убийства А.А. Жданова. Статья 58-8 «Террор» позднее была изменена на 58-10, и спустя 1,5 года он был отпущен. В период борьбы с космополитизмом, в 1950 г. счел за лучшее уволиться из Института философии АН СССР и уехать преподавателем в Таджикистан (этому предшествовал допрос на Лубянке). Ярошевский, пожалуй, самая неоднозначная фигура среди авторов антикибернетических статей. Опасаясь за свободу и жизнь, он написал в свое время немало работ, бичующих буржуазную науку. Статья была у него далеко не единственной, более того, вопреки позднейшим рассказам самого Ярошевского, будто о кибернетике он услышал впервые только весной 1952 г. в редакции «Литературной газеты» от неких «двух молодых физиков» , на самом деле он впервые заклеймил кибернетику в печати (хотя и вскользь,  главной мишенью был так называемый «семантический идеализм») годом ранее. В статье он писал о кибернетике как «разновидности семантики», клеймил «семантиков-мракобесов» и из – как мы теперь понимаем – вполне обоснованного опасения Норберта Винера, что в связи с появлением «думающих машин» многие люди не смогут «продавать свой труд» выводил заключение, будто «семантики-людоеды» утверждают «о необходимости истребления большей части человечества».

Тем не менее, «своим» для партийных идеологов М. Г. Ярошевский так и не стал: ЦК КПСС блокировал его избрание в Академию педагогических наук, а реабилитирован по делу 1938 г. он был только в 1991 г. В то же время его позднейшая научная и общественная деятельность (так, он был редактором сборников «Репрессированная наука») заслуживает глубокого уважения.

Таким образом, круг авторов, привлеченных к написанию направленных против кибернетики статей также не случаен. Среди них действительно не было ни инженеров, ни ученых-естественников. Все они являлись испытанными «бойцами идеологического фронта», ‒ чекистами, философами, журналистами, которые не только постоянно выступали в печати, но и принимали самое деятельное участие в проработочных кампаниях в разных науках. Что особенно характерно, некоторые авторы имели тесные связи с органами госбезопасности (или даже были их сотрудниками), и, следовательно, публиковали свои статьи как бы по «долгу службы», другие либо подвергались преследованию тех же самых органов, либо в разное время становились объектом резкой критики со стороны партийных инстанций и потому, возможно, вынуждены были, трудясь пером не только «за совесть», но и «за страх», зарабатывать индульгенцию… Таким образом, как анализ хронологии появления антикибернетических статей, так и изучение весьма специфического состава их авторов, свидетельствуют об отнюдь не спонтанном, а спланированном и скоординированном характере этих публикаций. То есть о том, что в 1952-1955 гг. действительно имела место идеологическая кампания против кибернетики. Возможное объяснение сравнительно скромным масштабам этой кампании дано в работе .

Литература

1. Кибернетика: прошлое для будущего. Этюды по истории отечественной кибернетики. М.: Наука, 1989. 192 с.

2. Очерки истории информатики в России // Ред.-сост. Д. А. Поспелов, Я. И. Фет. Новосибирск: Научно-изд. центр ОИГГМ СО РАН, 1998. 664 с.

3. Кибернетика – ожидания и результаты. Политехнические чтения. Вып. 2. М.: Знание, 2002. 128 с.

4. Kolman, Arnost. The Adventure of Cybernetics in the Soviet Union // Minerva. 1978. Vol. 16. № 3. Pp. 416-424.

5. Копелев Л. З. Утоли моя печали . М.: СП «Слово», 1991. 336 с.

6. Gerovitch, Slava. «Russian Scandals»: Soviet Readings of American Cybernetics in the Early Years of the Cold War // Russian Review. October 2001. Vol. 60. Pp. 545-568.

7. Торгашев В. А. Автоматные сети и компьютеры: история развития и современное состояние // История информатики и кибернетики в Санкт-Петербурге (Ленинграде). Вып. 3. СПб.: Наука, 2012. С. 46-66.

8. Долгов В. А., Шилов В. В. Ледокол. Страницы биографии Анатолия Ивановича Китова // Информационные технологии. 2009. № 3. Приложение. 32 с.

9. Кольман, Арношт (Эрнест). Мы не должны были так жить. N.-Y.: Chalidze Publications, 1982. 368 с.

11. Ярошевский М. Кибернетика – «наука» мракобесов // Литературная газета. 5 апреля 1952. С. 4.

12. Быховский Б. Э. Кибернетика – американская лженаука // Природа. 1952. № 7. С. 125-127.

13. Гладков К. Кибернетика, или тоска по механическим солдатам // Техника – молодежи. 1952. № 8. С. 34-38.

15. Быховский Б. Э. Наука современных рабовладельцев // Наука и жизнь. 1953. № 6. С. 42-44.

16. Материалист. Кому служит кибернетика? // Вопросы философии. 1953. № 5. С. 210-219.

17. Кибернетика // Краткий философский словарь. М., 1954. С. 236-237.

18. Гладков Т. К. Кибернетика – псевдонаука о машинах, животных, человеке и обществе // Вестник Московского университета. 1955. № 1. С. 57-67.

19. Грэхэм Л. Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе : Пер. с англ. М.: Политиздат, 1991. 480 с.

20. Идеология и наука (дискуссии советских ученых середины XX века) / Отв. ред. А. А. Касьян. М.: Прогресс-Традиция, 2008. 288 с.

21. Gerovitch, Slava. From Newspeak to Cyberspeak . A History of Soviet Cybernetics. Cambridge, MA: The MIT Press, 2002. 378 p.

22. Петровский А. В. Психология и время. СПб.: Питер, 2007. 448 с.

23. Смирнов Г. Редакторы особого назначения // Техника – молодежи. 2008. № 7. С. 38-43.

24. Гладков Т., Сергеев А. Последняя акция Лоренца. Повесть. М.: Воениздат, 1982. 205 с.

25. Анцыферова Л. И. Незабываемая теплота неповторимого коллектива // Вопросы психологии. 1994. № 4. С. 40.

26. Ярошевский М. Г. Семантический идеализм – философия империалистической реакции // в кн.: Против философствующих оруженосцев американо-английского империализма. Очерки критики современной американо-английской буржуазной философии и социологии. Отв. редакторы: Т. И. Ойзерман и П. С. Трофимов. М.: Госполитиздат, 1951. С. 88-101.

27. Китов В. А., Шилов В. В. У истоков отечественной кибернетики // ИИЕТ РАН им. С.И. Вавилова. Годичная научная конференция 2011 г. М.: Янус-К, 2011. С. 539-543.

Вам могут быть интересны следующие материалы

Мебель

Отделка

Спальня

Детская

Идеи

Обои

© 2024 Идеи дизайна квартир и домов